Дело о нерешительной хостессе [= Дело нерешительной хостессы; Гиблое дело ] - Эрл Стенли Гарднер

— Нет, ваша честь.

— У вас ее не было, когда обвинение прекратило вызов своихсвидетелей?

— Нет, ваша честь.

— В таком случае, мистер Мейсон, я разрешаю вам обратиться ксуду с повторной просьбой и еще раз вызвать свидетельницу Марту Лавину дляперекрестного допроса.

— Я протестую! — выкрикнул Фритч. — Это противоречитпроцедурным правилам!

— Насколько я помню закон, в таких случаях судупредоставляется полное право действовать на свое усмотрение, — ответил судьяИган. — Если после того, как мистер Мейсон задаст свои вопросы, вы захотитеуточнить показания своей свидетельницы, вам тоже будет предоставлена такая возможность.А сейчас, мистер Мейсон, вы можете допрашивать миссис Лавину не как свидетелязащиты, а как свидетеля противной стороны на перекрестном допросе. Приступайте.

Мейсон обернулся к Марте Лавине:

— Надпись на этом листке бумаги сделана почерком мистераАрчера. Мистер Арчер передал вам его в субботу утром в офисе мистера Фритча.Правильно?

— Да, — произнесла она после небольшой паузы.

— Вы прочли то, что здесь написано?

— Да.

— Теперь я хочу перейти к тексту записки…

— Ваша честь, я протестую! — перебил Фритч. — Записка нефигурирует в деле в качестве улики, и я протестую против прочтения ее передприсяжными.

На мгновение судья Иган заколебался.

— Пожалуй, прежде чем принять решение, я сам ознакомлюсь сее содержанием, — произнес он.

Мейсон протянул ему листок. Судья Иган взял его, и по меретого как он читал, лицо его становилось все более мрачным.

— Думаю, прежде чем записка сможет фигурировать в деле какполноправная улика, потребуется, конечно, провести дополнительную экспертизу,однако я считаю, что уже сейчас она должна стать базой для ведения дальнейшегоперекрестного допроса свидетельницы, — сказал он. — Протест отклоняется.Продолжайте, мистер Мейсон.

— Миссис Лавина, вы неоднократно заявляли суду, что необщались с мистером Арчером на протяжении уик-энда, — обернувшись ксвидетельнице, произнес адвокат.

— Я заявляла, что не разговаривала с ним.

— Но тем не менее общались?

— Ну… смотря что под этим подразумевать… Да, он передал мнеэту записку.

— Теперь вернемся к вечеру нападения. Что вы заказывали вресторане?

— Я была там с мистером Арчером. Мы ели французские жареныекреветки и пили какое-то красное чилийское вино.

— Опишите, какой дорогой вы добрались до места, где на васбыло совершено нападение?

— Миновав Харвей-бульвар, мы свернули на Мюррей-роуд, послечего выехали на Крестуэлл, где все и произошло.

— Миссис Лавина, в субботу утром вы получили от мистераАрчера записку, в которой, в частности, было сказано: «Мы ужинали в „Золотомльве“, где заказали французские жареные креветки и бутылку красного чилийскоговина, марку которого вы точно не помните. Покинув ресторан, мы выехали наХарвей-бульвар, после чего через Мюррей-роуд добрались до Крестуэлл, где на наси напал грабитель. Это произошло как раз в тот момент, когда я собиралсяприкурить сигарету, и от неожиданности я выронил прикуриватель, который упал наобивку сиденья…» Далее здесь подробно описывается сцена нападения. В связи сэтим я хочу задать вам, миссис Лавина, вопрос: содержание записки легло воснову данных вами сегодня утром свидетельских показаний, не так ли?

Марта Лавина умоляюще посмотрела на Фритча.

— Ваша честь, вопрос сформулирован некорректно, — заявилпомощник прокурора. — Из того, что мистер Арчер записал что-то на листкебумаги, который передал свидетельнице, вовсе не следует, что ее показания небазируются на собственных воспоминаниях.

— Протест отклоняется, — сказал Иган.

— Хотя я прочла эту записку, во время дачи показаний яопиралась исключительно на свою собственную память, — произнесла Марта Лавина.

— Теперь, когда обвинение буквально вложило вам в ротспасительную фразу, вы ее очень бойко продекламировали, — заметил Мейсон.

— Ваша честь, я протестую! — закричал Фритч. — Я расцениваюпоследние слова защиты как оскорбление!

— Протест отклоняется, — сухо сказал судья Иган. — МистерМейсон, продолжайте допрос.

— Миссис Лавина, однако в пятницу вы не могли вспомнитьтого, что сообщили нам сегодня, не так ли? — спросил адвокат.

— Да.

— Вы вспомнили эти детали только сегодня утром?

— Да.

— Не потому ли, что вашу память освежила переданная мистеромАрчером записка?

— Нет. Просто за уик-энд у меня было достаточно времени,чтобы все обдумать. В пятницу ваши вопросы застали меня слегка врасплох. Чтокасается записки, то в ее содержании для меня не было ничего нового.

— Значит, вы помнили чилийское вино?

— Да, очень отчетливо.

— Какой марки оно было?

— Этого я вспомнить не могу.

— Вы пили кофе?

— Да.

— Мистер Арчер тоже пил кофе?

— Я… не помню.

— При каких обстоятельствах мистер Арчер передал вамзаписку?

— В субботу мистер Фритч попросил нас обоих прийти к нему вофис. Он опрашивал нас по очереди, объяснив, что не хочет, чтобы мы обсуждалидруг с другом свои показания. Он сказал, что ему нужно прояснить кое-какиедетали.

— И что же произошло?

— Мистер Арчер вошел в кабинет мистера Фритча первым. Онпробыл там около пятнадцати минут, после чего вышел, попрощался со мной иотправился домой.

— Он обронил записку вам на колени?

— Нет… не совсем так.

— Как же она оказалась у вас?

— Остановившись, чтобы пожать мне руку, мистер Арчер вложилв мою ладонь сложенный листок бумаги.

— Вы взяли его?

— Да.

— И прочли то, что на нем было написано?

— Да.

— Вы это сделали прежде, чем вошли в кабинет мистера Фритча?

— Нет, это было невозможно. Мистер Фритч стоял в тот моментпрямо на пороге своего кабинета. Я прочла записку позже.

— Когда?

— Вскоре после того, как вошла. Я разложила листок наколенях под столом. Мне было интересно, что на нем написано.